ЖУРНАЛ БОСС
БОСС-профессия | Босс номера/Партнеры
Текст | Александр ПОЛЯНСКИЙ
Фото | Александр ДАНИЛЮШИН; фотоархив ГК «ПромСтройИнжиниринг» и ООО «ТРИДИКА»
Основатель компании «ПромСтройИнжиниринг», генеральный директор проектной компании «ТРИДИКА» Виталий Москаленко — об особенностях проектирования коммерческих и государственных объектов, специфике проектирования достроя, взаимодействии с организациями строительной экспертизы и сотрудничестве с Мособлгосэкспертизой.
— Виталий Викторович, как давно вы занимаетесь проектированием и как к этому пришли?
— Проектированием занимаюсь с 2010 года. В 2007 году я с коллегами организовал в Санкт-Петербурге компанию «ПромСтройИнжиниринг», выполнявшую функции службы заказчика. Занимались комплексным сопровождением проектов: организовывали строительство, получали согласования, разрешения. Первоначально сами проекты не разрабатывали — нанимали проектные организации, ставили им задачи, проверяли и принимали у них проектную документацию. Со временем мы пришли к тому, что проще самим заниматься проектированием, чем исправлять чужие ошибки.
В 2010 году мы заключили договор на проектирование ледового дворца в Туле (ул. Демьяна Бедного, 26Б). Это был наш первый объект как проектной организации с частным заказчиком. Мы разработали проект и прошли экспертизу в негосударственной экспертной организации, причем в Санкт-Петербурге, так как для проектов, разрабатываемых за частные средства, как правило, не требуется прохождение государственной экспертизы.
С этого объекта началась история проектирования в компании «ПромСтройИнжиниринг». Таким образом, в этом году уже 11 лет, как мы занимаемся этим направлением.
После почти 10-летней работы в ГК «ПромСтройИнжиниринг» мне предложили должность генерального директора в крупной московской проектной организации — ООО «ТРИДИКА». Компания занимается, на мой взгляд, очень важной темой для страны: подготовкой документации для завершения строительства по домам обманутых дольщиков.
Например, дострой для обманутых дольщиков ГК Urban Group. У обанкротившейся группы компаний было 120 объектов, из них 68 — жилые дома. Кроме того, в эти 120 объектов входят инженерное обеспечение и объекты социального назначения.
Именно для реализации задачи достроя мне в феврале 2019 года предложили возглавить данную компанию.
— С какими заказчиками проектных работ сотрудничаете?
— У нас широкий пул заказчиков: это и государственные, и частные заказчики.
В портфеле проектных заказов «ПромСтройИнжиниринг», ООО «ТРИДИКА» 80% объема заказов — объекты, строящиеся за бюджетные средства: муниципальные, региональные, федеральные. Мы проектируем жилые дома, школы, детские сады, инженерные сети, крытые катки. ГК «ПромСтройИнжиниринг» сейчас реализовал два проекта крытых катков федерального значения, заказчик — Министерство спорта РФ.
— В чем специфика частных и государственных заказчиков?
— С частным заказчиком работать интересно и сложно одновременно. Интересно в том смысле, что частный заказчик «живет» проектом. У него масса консультантов, он привлекает множество экспертов. У заказчика каждый день, каждую неделю, каждый месяц новые идеи, поэтому проект «живой», в него постоянно вносятся изменения. Как я люблю говорить, заказчику ночью приснилась идея, а утром он нам ее выдал.
Если мы выходим на частный проект, мы формулируем некую концепцию — направление, в котором двигаемся, и в процессе проектирования в сотрудничестве с заказчиком формируется структура. Она постепенно обрастает деталями и далее обретает итоговые очертания.
Реализованный проект довольно часто сильно отличается от первоначального замысла.
Когда же мы говорим о государственном заказчике, есть четкое техническое задание. Оно является приложением к государственному контракту и не может измениться, потому что рамки 44-го или 223-го федеральных законов определяют, что техническое задание — существенный критерий контракта. Любое его изменение — это новые торги.
В этом смысле реализовывать бюджетные проекты проще. Однако здесь свои сложности, которые возникают во взаимодействии с заказчиком.
С государственным заказчиком ты получаешь техническое задание и уходишь на полгода на изыскания и проектирование. Коммуникация с заказчиком есть, но она, как правило, очень формализована и ограничена. По сути, проектировщик предоставлен сам себе. Он выдает готовый продукт, сделанный по собственному разумению, который потом направляется в госэкспертизу. За те решения, которые были приняты в ходе разработки проекта, несет ответственность прежде всего сам проектировщик, заказчик видит готовый продукт (проект) уже после выхода из экспертизы.
Безусловно, в рамках государственного контракта есть процесс согласования. Если взять упоминавшиеся выше спортивные проекты, то Минспорта их смотрит, согласовывает. Когда мы говорим о внешнем облике объектов, свои параметры согласовывают архитектурные ведомства субъектов Федерации, высказывают свою точку зрения по поводу внешнего вида объектов и встраивания их в окружающую застройку. Это все, разумеется, учитывается проектировщиком. Далее в дело вступает госэкспертиза, которая проверяет этот проект на соответствие нормам и правилам, а также корректности применяемых материалов и технологий строительства с точки зрения их стоимости. Если мы, допустим, изначально заложили в проект дорогие отделочные материалы, то экспертиза в рамках своих полномочий, анализируя рынок, выдает замечания о нецелесообразности использования данных материалов. Зачастую предлагается замена материалов на экономически целесообразные.
К примеру, дверь по типовой расценке для дверей стоит 12 тыс. рублей, а мы хотели применить какую-то специальную дверь за 25 тыс. рублей. Мы обязаны это отдельно согласовать с заказчиком, обосновать необходимость именно такой двери, подтвердить цену с помощью конъюнктурного анализа. Если мы этого не сделаем, то не пройдем этап определения достоверности сметной стоимости, которая является неотъемлемой частью госэкспертизы проекта.
Когда мы работаем с частным заказчиком, зачастую бюджет реализуемого объекта не первичен — первична все-таки та цель, которую ставит перед собой частный заказчик, что он хочет: комфортабельную гостиницу, энергоэффективный жилой дом или ФОК. Если мы объясняем, что тот или иной материал более долговечный, но он стоит на 20% дороже, чаще всего частный заказчик согласовывает применение данного материала, понимая, что это инвестиция в долговечность объекта в целом.
— В работе с государственным заказчиком первичен бюджет, а не цель?
— Именно так. В работе с государственным заказчиком изначально, при выходе на конкурс, при заключении государственного контракта определяется лимит стоимости. И дальше, что бы мы ни проектировали — школу, детский садик или ФОК, мы должны вписаться в этот лимит.
Следовательно, решения, которые мы реализуем в процессе проектирования, ограничены лимитом. В этом главная сложность при проектировании объектов по государственному заказу.
На основании принятых проектных решений мы формируем сметную стоимость. Сейчас это выполняется через территориальные расценки базисно-индексным методом. Зачастую, если нет большого опыта работы по государственным контрактам (ты проектируешь, например, жилой дом), тебе кажется, что все красиво, все правильно, но потом при формировании сметной стоимости проекта выясняется, что лимит завышен.
Следовательно, мы вынуждены возвращаться к доработке проекта, что-то убирать, что-то сокращать, подбирать более дешевые материалы.
Проектирование для государственных нужд идет, по сути, в два этапа: мы сначала проектируем то, что предусмотрено по техническому заданию, а потом корректируем получившееся под тот лимит, которым мы ограничены. Но только имея большой опыт в проектировании и укрупненно понимая стоимость материалов и технологий, можно минимизировать затраты на перепроектирование, закладывая те решения, которые точно впишутся в лимит и будут согласованы экспертизой.
— Однако стоимость материалов может резко измениться, как, например, это произошло в этом году с металлом.
— Если стоимость материалов изменилась в процессе проектирования, и уже изданы новые ценовые индексы, то мы успеваем проиндексировать стоимость этого материала еще в процессе проектирования.
Когда проект разработан, прошел государственную экспертизу, получил заключение о достоверности сметной стоимости, изменение параметра цены по тому или иному материалу, тому же металлу, возможно только через корректировку (повторное рассмотрение) по инициативе заказчика. То есть государственный заказчик, понимая, что рынок изменился, должен в своем бюджете изыскать дополнительные средства и сказать: «Мы видим, что рыночная стоимость изменилась, мы нашли в своем бюджете дополнительно 20 млн рублей, чтобы учесть это изменение. Поэтому, уважаемый проектировщик, мы выделяем дополнительные средства и скорректируйте свой проект с учетом удорожания материалов».
Когда речь о частном заказчике, этапа проверки достоверности сметной стоимости в экспертной организации нет, просто работает рынок. Если материал подорожал, и подрядчик честно приходит к заказчику и говорит: «У меня было 20 тонн металла, 20 тонн и осталось, правда, мы с вами договаривались год назад, когда металл был по 40 тыс. рублей за тонну, а сейчас он 78 тысяч». Эту разницу стоимости металла на рынке заказчик обычно компенсирует, поскольку в противном случае он просто не построит свой объект.
С государственным контрактом все сложнее. Тот же строитель выигрывает конкурс по 44-му федеральному закону и получает свой ценовой лимит. Однако сейчас в 44-й ФЗ внесены корректировки, согласно которым с середины 2019 года стоимость строительства может меняться на 30%, но только в случае изменения объемов работ.
Изменения конъюнктуры рынка строительных материалов или работ не могут быть приняты в качестве повода для корректировки проекта. Лишь добрая воля заказчика и возможность изыскивания им в бюджете дополнительных средств позволяют компенсировать данные потери. В противном случае это потери подрядчика.
Помню, в 2014 году, когда произошел резкий скачок цен, многие строительные компании, работавшие по госконтрактам, обанкротились. Потому что, например, холодильное оборудование для ледовых дворцов в начале 2014 года стоило порядка 10 млн рублей, а в декабре — уже около 18 млн рублей, так как оно почти целиком состоит из импортных комплектующих.
Многие подрядчики заранее не заказали оборудование — и все, к концу года они прекратили свое существование. Импортозамещение здесь не могло помочь. В нашей стране пока не научились делать насосы, которые могут работать по 25 лет, как немецкие, к примеру.
То же самое с автоматикой: нет российской автоматики такой же надежности, как автоматика Siemens. Единственное спасение — то, что Siemens построила свой завод автоматики в России.
— Какова специфика проектов достроя, которыми вы активно занимаетесь в последнее время?
— В России недостроенное жилье — это беда номер один на протяжении, наверное, двух последних десятилетий. Если не брать заведомо мошеннические схемы, а рассматривать только ошибки, то причина проблем застройщиков состоит в том, что, приступая к строительству того или иного многоквартирного дома, они часто не могли оценить, смогут ли построить его за те деньги, которые они заложили в бюджете на этот дом, уложатся ли в этот бюджет, и как сработает рынок: купят ли эти квартиры или нет.
Все эти риски и несовершенство законодательства привели к тому, что объем обманутых дольщиков у нас в стране оказался критически велик. По последней статистике, в России не достроено более 3000 МКД, возводившихся в рамках долевого финансирования, а значит, у нас десятки тысяч обманутых дольщиков.
Мы много работаем в Московской области. Так вот, в одном Подмосковье порядка 400 с лишним объектов с обманутыми дольщиками! В этом нельзя винить Правительство Московской области или застройщика — это рынок. Он очень сложный, очень нестабильный.
Поскольку объем обманутых дольщиков в стране оказался критичным, государство обратило особое внимание на проблему: были приняты поправки в 214-й ФЗ «О долевом строительстве», предусматривающие эскроу-счета. Поправки вступили в силу с 1 июля 2019 года. И теперь застройщики работают уже не с личными деньгами дольщиков, а, по сути, с кредитным продуктом. Деньги дольщиков — залоговая «кубышка» для застройщика.
Если застройщик все исполнил — он молодец: он эту «кубышку» вскрывает и забирает из нее деньги. Если нет, то у него возникают прямые взаимодействия с банком, а дольщикам возвращаются их вложения.
Но к моменту, когда это законодательство вступило в силу, в стране уже накопились тысячи недостроенных домов. Мы знаем о случаях, которые гремели: это и СУ-155, и Urban Group, и десятки других обанкротившихся застройщиков.
Для систематизации данной работы вышел 151-й ФЗ от 27 июня 2019 года, определяющий порядок действий Фонда обманутых дольщиков по обеспечению прав обманутых дольщиков в получении долгожданных квадратных метров или денежных компенсаций по рыночной стоимости недостроенного жилья.
Согласно этому закону, во всех регионах, где есть обманутые дольщики, а они есть в каждом субъекте Федерации, созданы свои региональные фонды. Региональные фонды финансируются из регионального бюджета и через субсидии федерального бюджета, федеральный фонд в первую очередь пополняется из федерального и региональных бюджетов. И уже за счет бюджетного финансирования осуществляется дострой.
Тема проектирования в рамках достроя очень сложная: когда застройщики формировали проектную документацию и проходили экспертизу, они зачастую проходили ее в негосударственных экспертных организациях. С 1 января 2018 года под эгидой Главгосэкспертизы России была введена система регистрации в едином государственном реестре заключений экспертизы проектной документации объектов капитального строительства (ЕГРЗ): любое положительное заключение экспертизы в обязательном порядке загружается в ЕГРЗ, производится его проверка и присваивается номер экспертизы. Так вот, наибольший объем недостроенных объектов был спроектирован в эпоху до ЕГРЗ. Качество экспертизы никем не проверялось.
По ряду объектов, которые мы допроектировали и перепроектировали в полном объеме по объектам обманутых дольщиков, выяснилось, что грубо нарушены нормы и правила. По ряду объектов нормы изменились, и нужно заново пройти экспертизу, уже государственную, так как дострой осуществляется за счет бюджетных средств, включающую подтверждение достоверности сметной стоимости. Поскольку мы проходим государственную экспертизу в данный момент, мы должны основываться на всех нормах и правилах, действующих в настоящее время.
У нас существует и другое, очень важное финансовое ограничение: договоры долевого участия (ДДУ), которые выступают константой. Например, имеется некий первоначальный проект. В нем в качестве константы есть набор помещений по ДДУ и есть современные нормы, которым этот объект должен соответствовать.
В Нижнем Новгороде у нас допроектирован 10-этажный дом. Согласно проекту, который был согласован в 2016 году одной из негосударственных экспертных организаций, там предусмотрен всего один лифт. Это нарушение норм: у дома выше девяти этажей должно быть два лифта.
— Пассажирский и грузовой?
— Совершенно верно. Однако дом по структуре помещений сформирован, в нем есть конечное число ДДУ. Но, так как строительство остановилось на этапе нескольких пробных свай, мы можем внести требуемые изменения.
Мы, сохраняя ДДУ, вынуждены встраивать в проект новый лифт. По сути, речь идет о перепланировке объекта. Хотя в ДДУ ведь прописан не только метраж, но и ориентирование объекта по солнцу и набор помещений: комнаты, санузел, кухня с определенными параметрами. Поэтому, переформатируя проект в соответствии с действующими нормами, мы обязаны сохранить условия ДДУ для всех квартир.
Нередко при перепроектировании дом становится чуть шире, чуть длиннее, меняются параметры наружных стен. Ведь изменились нормы по энергоэффективности. Сейчас не может быть согласован проект дома с коэффициентом энергоэффективности ниже В+. А зачастую застройщики экономили — было и С.
Хорошо, если к моменту, когда застройщик объявлен банкротом, объект не построен. Однако немало объектов, которые построены: уже стоит коробка. И здесь включается важный фактор в дострое — обследование. Оно должно быть крайне качественное, включать в себя полный комплекс обмерных работ, поскольку, только имея полную картину о том, что же собой представляет некое строение, которое в будущем будет называться жилым домом, мы как проектировщики можем дать правильные проектные решения по дострою этого объекта.
Таким образом, мы обязаны реализовать проекты достроя, имея жесткие ограничения: реализовать их в рамках действующих на данный момент норм по энергоэффективности, по противопожарным и иным требованиям; при этом в рамках требований ДДУ и по правилам, распространяющимся на бюджетные объекты, то есть в рамках бюджетных лимитов и с согласованием смет с госэкспертизой. Это проектная работа повышенной сложности.
— С какими экспертизами вы взаимодействуете?
— С Московской, Санкт-Петербургской, Новгородской госэкспертизами, с Мособлэкспертизой и Главгосэкспертизой. Большой объем взаимодействия у нас с Мособлгосэкспертизой. Причем работаем с ней как по государственной, так и по негосударственной экспертизе.
Мы спроектировали порядка 10 коммерческих объектов в Московской области, пройдя экспертизу не в частной экспертной организации, а в Мособлгосэкспертизе.
Отличие от государственной экспертизы только в том, что не проводится оценка сметной стоимости.
— То есть главное, что беспокоит проектировщика при прохождении государственной экспертизы, — согласование сметной стоимости?
— Я бы сказал шире: моменты ценообразования в строительстве бюджетных объектов. На протяжении трех лет много говорят о переходе к ресурсно-индексному методу. Но, для того чтобы этот метод заработал, должна быть база ресурсов, единая по стране, с учетом плеча подвоза, то есть нужно учитывать транспортную составляющую — не важно, будет ли это автомобильный, железнодорожный транспорт или водный.
Поскольку таких баз стоимостей у нас, по сути, нет, ряд регионов выпускает ежемесячно какие-то свои методички, анализируя рынок. На их основе мы берем цены на материалы. Однако в целом по стране эта история пока не реализована, и есть большие сложности в реализации. Хотя ресурсно-индексный метод более правильный, более прозрачный: базисно-индексный метод не всегда в расценках включает тот набор работ, который по факту выполняется.
У нас был ряд объектов, где мы заказывали разработку расценок, индексов под конкретный вид работ, чтобы они соответствовали тому набору действий, которые производит подрядчик при реализации свайных работ. К примеру, Политехнический музей в центре Москвы, где мы занимаемся проектом реставрации и реконструкции. Два раза уже прошли по корректировке сметной стоимости Главгосэкспертизу. Сейчас, скорее всего, пойдем третий раз, так как по ряду видов работ мы будем заказывать разработку расценок под те мероприятия, которые были связаны с усилением фундаментов, сваями, поскольку там в рамках реконструкции углубились почти на 12 метров ниже отметки земли, выкопав еще два исторических подвала. Теперь на самом деле вход в музей будет организован на отметке минус 4 метра от поверхности земли — из музейного парка.
И первый этаж станет уже, по сути, вторым пользовательским этажом здания. А под ним еще полтора этажа, где спрятано огромное количество коммуникаций, инженерного оборудования, поддерживающих функционирование этого огромного объекта.
— Как давно вы сотрудничаете с Мособлгосэкспертизой и ее директором Игорем Евгеньевичем Горячевым?
— Мы познакомились и с Мособлгосэкспертизой, и с Игорем Евгеньевичем в 2012 году, когда совместно с Федерацией хоккея Московской области начали разрабатывать первые современные ледовые дворцы в Подмосковье.
На тот момент в Московской области крытых ледовых катков было порядка 36. Сейчас их около 90. С гордостью могу сказать, что 14 из них — это катки, которые построены по нашим проектам и все до единого прошли Мособлгосэкспертизу.
В 2012 году мы пришли с первым проектом в Московской области к Игорю Евгеньевичу. Получили положительное заключение экспертизы, начали взаимодействовать, как я уже говорил, как по контрактам на государственную экспертизу, так и по контрактам на негосударственную. У нас за это время реализовано более 60 объектов с Мособлгосэкспертизой.
Взаимодействие разное: и сложное, и интересное. Зачастую мы спорим с экспертами Мособлгосэкспертизы, доказываем свою точку зрения. Но большой плюс Московской областной госэкспертизы, что основной девиз Игоря Евгеньевича: главное — результат. Благодаря такому подходу удается найти консенсус с экспертами: в каких-то случаях доказать свою правоту, в других — внести изменения в проектную документацию. В результате получить положительное заключение, выйти на стройку и реализовать качественный проект.
Большая благодарность Игорю Евгеньевичу за то, как он смог организовать работу экспертизы. Он уже 20 лет возглавляет данное учреждение и лично проводит большинство совещаний, сам смотрит и вникает во многие проекты. В этом году у него, по сути, два юбилея: 20 лет, как он директор Мособлгосэкспертизы, и в марте ему исполняется 55 лет.
Игорь Евгеньевич в прошлом году, тоже где-то в конце января, показал мне интересный документ: была такая статистика по всей стране по государственным экспертизам, на какую сумму выданы заключения государственной экспертизы; каков процент отрицательных заключений экспертизы и какой процент снижения стоимости от захода в экспертизу к выходу из нее.
По стране Мособлгосэкспертиза занимает третье место по объему положительных заключений экспертизы именно в деньгах, но при этом она стоит практически на первом месте по объему снижения. То есть стоимость от входа до выхода не срезается автоматически, как у некоторых других экспертиз, что приводит потом к новым и новым пересогласованиям. Задача — именно разобраться, определить оптимальную стоимость.
Все эксперты у Игоря Евгеньевича, особенно эксперты-сметчики, настроены на то, чтобы разобраться, понять правильность ценообразования и вывести ту оптимальную цифру, которая в первую очередь будет соответствовать бюджетному требованию и — второе — позволит реализовать этот объект в тех деньгах, которые заложены в положительном заключении экспертизы.
У нас был ряд объектов, когда мы по техническому заданию сформировали объект правильно, однако вышли за лимит, и, как бы мы его ни сокращали, какими бы способами это ни делали — на стоимости дверей или на стоимости ламината, все равно мы в лимит не вписывались. При этом проект спроектирован строго по техническому заданию. Тогда мы вышли на заказчика совместно с Мособлгосэкспертизой. МОГЭ составила справку о том, что все проверено, все правильно, соответствует техническому заданию, но денег действительно не хватает. В итоге заказчик пошел навстречу и скорректировал лимит, понимая, что, наверное, на начальном этапе он не в полной мере оценил весь объем работ, которые он же заложил в техническое задание на проектирование. И в нашей практике взаимодействия с Мособлгосэкспертизой таких случаев несколько.
Очень большой плюс работы с Мособлгосэкспертизой в том, что здесь слышат, здесь понимают. То есть нет задачи просто выпустить положительное или отрицательное заключение, просто проверить, соответствует или не соответствует. Задача у экспертов — разобраться, понять. Либо согласиться с нашими доводами, что эти решения правильные, обоснованные, либо нас откорректировать, но все-таки выпустить продукт в виде положительного заключения экспертизы, позволяющего построить данный объект. Это, наверное, основной положительный фактор работы с Мособлгосэкспертизой.
Безусловно, этот принцип на протяжении 20 лет закладывает Игорь Евгеньевич.
Он понятен нам, проектировщикам. Мы ему за этот принцип очень благодарны.
— Вы давно знаете Игоря Евгеньевича. Расскажите читателям, какой он человек?
— Игорь Евгеньевич обладает феноменальной памятью. Он может вспомнить детали прошедших событий (технические показатели, стоимости, объекты), о которых забыли даже сами участники. Если Игорь Евгеньевич сказал, что не помнит что-то, то, скорее всего, это означает только одно: на эту тему ему по каким-то причинам говорить не хотелось бы.
Игорь Евгеньевич прекрасный организатор, обладает стратегическим мышлением. Он создал команду, нацеленную на результат. И, что удивительно, он руководит, не повышая голоса. Он всегда открыт к диалогу, готов выслушать, помочь. Сотрудники, коллеги, люди, хотя бы раз имеющие с ним дело, всегда отзываются о нем с огромным уважением.
Игорь Евгеньевич обладает опытом руководства не только экспертизой, но и руководства строительным производством. Помимо управления МОГЭ Игорь Евгеньевич — президент Ассоциации экспертиз строительных проектов, а также Всероссийской федерации эстетической гимнастики.Б
МОСКАЛЕНКО Виталий Викторович родился 27 июня 1977 года в Луганске. В августе 1987 года с семьей переехал в г. Санкт-Петербург.
В 1999 году окончил Санкт-Петербургский государственный технический университет (ныне Санкт-Петербургский политехнический университет Петра Великого) по специальности «Национальная экономика».
Трудовой путь начал в ОАО «Центр гуманитарного и делового сотрудничества» (позже ОАО «Талион»), г. Санкт-Петербург.
В апреле 2003 года был назначен на должность начальника инвестиционных программ.
С 2004 по 2007 год — генеральный директор ООО «Леокаспис», входившего в группу компаний ОАО «Центр гуманитарного и делового сотрудничества».
Позже стал заместителем генерального директора ОАО «Талион».
В апреле 2008 года назначен менеджером проектов Управления по административно-хозяйственной работе в НОУ высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов».
В июле 2008 года основал и возглавил компанию ООО «ПромСтройИнжиниринг» (позже — группа компаний «ПромСтройИнжиниринг»).
С февраля 2019 года возглавляет ООО «ТРИДИКА».
Женат, воспитывает троих сыновей.
